Репортаж из кузницы: «У молодых в глазах только деньги. А здесь молотом 14 часов в сутки махать надо!»
Поставский кузнец Юрий Фурс с металлом не работает — разговаривает. Говорит, иначе нельзя, потому что у железа тоже есть душа. Со стороны это похоже на чудаковатость, но когда видишь вещи, которые выкованы (закалены, отчеканены…), понимаешь: перед тобой произведения искусства. Сколько осталось кузнецов в Беларуси, богатые ли это люди — об этом наш репортаж.
«Чалавек вольны»
Мы входим в мастерскую, с виду самую обычную. По периметру — инструмент, заготовки и очень много металла. Особое место занимает горн, где еле-еле горит огонь. Юрий подсыпает угля, увеличивает подачу воздуха, и языки пламени начинают плясать веселее.
В своем роду Юрий Фурс — первый и пока единственный кузнец. Сам удивляется, как так получилось, ведь предки к «ковальству» отношения не имели. Размышляет и через окно смотрит на небо: «Наверное, оттуда пришло! Я же после армии вернулся в Поставы, ходил-болтался туда-сюда без цели, без понятия, кем стать, какую профессию выбрать. Отец работал сварщиком на местном заводе и взял меня на время к себе, чтобы я не связался с дурной компанией да не влип в какую-нибудь передрягу. Территория завода была приличной, поэтому юноше хватало времени гулять по цехам и присматриваться. Так и забрел в кузницу».
«Небольшая кузня была, ну, как эта, — окидывает взглядом свою мастерскую Фурс и разводит руки, — где-то 6 на 8 метров. Зашел — смотрю, удивляюсь. Горн стоит, наковальня. Интересно стало, начал присматриваться. Понравилось… Вот уже почти 30 лет вожусь с металлом. Я ведь свободолюбивый по характеру, как и огонь, — „чалавек вольны“. А в кузнице именно такой дух, потому что разговариваешь с металлом. В общем, зашел я, постоял и понял: вот оно, мое».
Первый в стране кузнечный кооператив
Но одного желания ковать металл оказалось мало. Навыков-то не было, учебников тоже. Какие-то азы подсказал дед Казимир, который возился в кузне, но понимание приходило только с практическим опытом. С первой работой — стремянку попросили согнуть — пришлось повозиться. Парень уже хотел махнуть рукой, но упорство и характер помогли оформить первую победу над металлом.
Пламя все больше разгорается, и Юрий кладет в огонь металлические четырехгранные метровые заготовки: «Просто рассказывать о труде кузнеца, не ударив по наковальне, глупо. Пускай нагреваются, я буду рассказывать, а потом попробуем. Хорошо?»
Попробуем, а пока переносимся в восьмидесятые. Год за годом — и у молодого кузнеца стало получаться. Наряду с «обязательными» работами — сельхозорудиями и инструментом — начали появляться сделанные «по любви». Крючочки-вешалки, предметы интерьера, сувениры друзьям и знакомым. С каждым годом улучшалось качество. И когда появилась своя мастерская, Юрий на завод заглядывал лишь пару дней в неделю, когда просили. А потом пришли девяностые.
«Это был кавардак какой-то, было очень сложно, — вспоминает Фурс, поворачивая заготовки, концы которых все больше краснеют. — Все полетело кувырком, и никто не понимал, что делать. Тогда я познакомился с известным белорусским кузнецом Александром Дубиной из Глубокого. Мы посидели, подумали и сделали первый в стране кузнечный кооператив. Человек десять нас было, организовались в такую артель и работали. Ну что, металл уже готов. Поехали?»
Перековать мечи на орала
За минуту взмахов и ударов по раскаленному металлу моя заготовка превратилась в корявую расплющенную палку, а у Фурса — все идеально. Получилась эдакая правильная загогулина. Я пытаюсь еще взмахнуть, чтобы хоть немного исправить «косяки», но тщетно.
«Поговорку „Куй железо, пока горячо“ помните? — улыбаясь, спрашивает мастер. — Это отсюда. Пока металл горяч, с ним можно делать все. Как бы пафосно это ни звучало, но у металла есть душа. И мы с ним — одно целое. Я знаю, как с ним обращаться. Он отдает свои свойства. Металл даже можно сравнить с людьми, особенно сейчас. Забавно, но старое железо — податливое, ковкое, примесей мало. Такие же и люди в возрасте — без обману, честные и искренние. А сейчас хороший металл трудно найти. Вертишь в руках — вроде нормальный, а стукнешь молотом — так, ничего особенного».
Пока горит огонь, мы рассматриваем мастерскую. Очень много разного и загадочного инструмента, гири, заготовки, гвоздильня, причудливые молоты, станки и много раритетных вещей. На полке выстроились жбаны, утюги, под ними — старый горн, огонь в котором раздували с помощью педали. Работает до сих пор. А в углу — плуг.
«Есть такая фраза: „перековать мечи на орала“, — она про этот плуг, — говорит кузнец. — Он старый, и когда после войны в стране было тяжело с металлом, отвалы часто делали из танковой брони. Вообще профессия кузнеца — интересная. С одной стороны, кажется, что нужна только сила: бить, ковать, гнуть, — но если голова не работает, ничего не получится. Особенно если занимаешься художественной ковкой».
Холодная ковка — как искусственный мед
Переходим из мастерской в дом кузнеца. Впечатляет все: дверь, фонарь, номер дома, вешалка — все из металла и сделано «вкусно». Кстати, сейчас кузнечные мастерские в основном дали крен в сторону художественной работы. Людям нравятся красивые вещи, они готовы платить. В комнате на столе — первая работа Юрия Фурса. Роза в вазе — подарок супруге. Пришлось повозиться с каждым лепестком, но получилось красиво. Этой работой восхищались еще на первом Всесоюзном кузнечном фестивале в начале девяностых. Тогда в Глубокое приехали «ковали» из России, Прибалтики, Узбекистана. И Фурс увидел, что металл может не только служить и работать, но и радовать глаз. Быть произведением искусства.
«Я тогда книгу нашел по кузнечному ремеслу, как сейчас помню, сто долларов отдал. Громадные деньги по тем временам. Научился многому и учусь сейчас. Вообще постигать новое никогда не поздно. Разные принципы работы, формы, вечный анализ. Но „кавальства“ — это всегда импровизация. Творчество с примесью ремесла».
Еще одна работа, которая удивляет, — пуговица с ниткой. Диву даешься, как мастер ковал металл, чтобы получилась тонкая нитка. Удивляет и цветущая борона, в которой, оказывается, скрыт глубокий смысл: «Борона — сельскохозяйственное орудие труда, но время и новые технологии превратили ее в ненужную вещь, артефакт. Повисела она на стене, никто не подходит, вот и решила зацвести. Чтобы хоть таким образом радовать людей».
Посреди комнаты — стол. Круглое стекло на металлических ножках Стол с названием — «Одна линия», — все четыре ножки связаны между собой. Рядом — металлическое солнце и метровый гвоздь. И лестница, которая считается самой сложной работой у кузнецов. Хотя Фурсу доводилось и работать над бричками, и ковать ворота для храмов. Массивные ворота костела святого апостола Андрея в мядельской деревне Нарочь — работа поставского кузнеца. Стоя́т больше десяти лет.
В Беларуси сейчас творят около двадцати кузнецов, но мастера в последнее время обеспокоены: появилось очень много фирм-однодневок и тех, кто занимается откровенной штамповкой.
«У них все просто, только наварить. Эти дельцы не гнушаются, например, „передрать“ чужие работы, — кузнец хмурится. — Сколько раз я свои работы в переделках встречал. Купят станок, чтобы гнуть металл, и пошло-поехало. Люди думают, что это шикарная работа, а на самом деле… Та же холодная ковка — это как искусственный мед. Души нет. Настоящий кузнец всегда работает с горячим металлом. Хотя, правды ради, мы иногда применяем новые технологии, но все равно верны традициям. Отличить же штамповку просто. По толщине изделия. У „холоднокованого“ она всегда одинаковая».
«Один тут недавно приходил — „на перековку“»
У Фурса есть несколько кузниц в Поставском районе. Одна из самых любимых — в его агроусадьбе Трабутишки, где каждый гость может взять в руки молот и выковать себе на память сувенир. Больше других радуются дети, хотя взрослые, выходцы из деревень, приезжая в усадьбу, говорят, что им вернули детство. Река, лес, грибы-ягоды, хутор, хата со старинной мебелью. И кузня с музеем. Можно кино снимать и на декорации не тратиться.
Кузнечное дело — целая философия, уверен мастер. Это и реставрация, и обновление, и стоять возле горна приходится по 14—16 часов, и душу вложить в изделие. Многие, кто решает стать кузнецом, не выдерживают.
«Понятие приземленное, — разводит руками Юрий. — Они уверены, что это очень доходная работа. Не скрою, достаток есть, но и работать же надо. Здесь и терпение, и покорячиться приходится. А у молодых сейчас в глазах только деньги. Один недавно приходил, как я шутил „на перековку“, говорит, буду как вы. Ну, я его к горну — давай! Начали, помахали до обеда, пошел он перекусить, но больше я его не видел».
